Зима стальных метелей - Страница 47

— Эх, яблочко!

И к пяти вечера мы трюмы забили. Повалились, кто где стоял совсем без сил. Грузовики и два взвода морской пехоты оставили на берегу, и сотню девушек бездетных и одиноких, чего их возить взад вперед? Все равно мы послезавтра вернемся оставшееся добро вывозить. А команда повела судно обратно — в Ленинград.

— Делим так. Мясопродуктов каждому по шестьдесят килограммов. Муки и овощей по сто тонн отдаем в больницы и на Кировский завод. Двести тонн — в пароходство. С оружейниками рассчитываемся за работу. Короче, выходит на каждого человека четыреста килограммов муки и столько же овощей. Неплохо прокатились, пополнили запасы. Завтра отдыхаем, прибираем свою долю, а послезавтра вечером еще раз погрузимся. Вопросы, предложения есть?

— Сразу отплывать после выгрузки! — все кричат.

— Ага, куй железо, не отходя от кассы. Знакома мне такая жизненная позиция. Только потом не плакать, — отвечаю.

Договорились, значит. Правильно, в принципе, в городе не один Кировский район, в каждом райкомы есть, там тоже не дураки сидят, додумаются пригороды обшарить на предмет продуктов. А тут кто успел — тот и прав.

Первым делом стали людям долю выдавать. Кому не было куда везти, мы ангар себе выпросили. Начальник снабжения порта, получив зерно и овощи, готов был с нас пылинки сдувать, и свечки за наше здоровье ставить, и склад нам отдал без звука. Тем более, всего на месяц. Всем выписали справки — продукты их собственность. Количество прописью, казенная печать.

— Народ рынка, — говорю. — Время наступает лютое. Люди будут умирать на наших глазах. Я не знаю, что делать. Решайте сами. Вам уже всем хватит спокойно прожить до весны. Отвечаю — дальше будет легче. Кто за зиму не умрет — тот останется жив. Если осколком случайным не достанет, но это уже от личного счастья зависит. Судьба. Трудно картошку жаренную есть с салом, глядя в глаза голодному человеку. Это только у большевиков получается. Поэтому предлагаю — держаться всем вместе, так легче будет. Неподалеку от рынка институт есть, занимайте его. Я вам не приказываю, просто советую. Решать в любом случае вы должны сами. У меня все.

— Что-то ты, капитан, власть не особо жалуешь, — говорит мне мой приятель.

— Я о ней слишком много знаю, чтобы уважать, а отбоялся я свое давно и не здесь, — отвечаю. — Нет у этой власти на меня управы, ни кнута, ни пряника. Такие дела.

— А почему дальше будет легче? — спрашивает.

Все стоят тихо, уши на макушке.

— Ладога наша. Вопрос — почему баржами продукты не завозят, не ко мне, не знаю. А лед встанет — есть уже в Адмиралтействе проект автомобильной дороги по льду, поэтому твердо обещаю, весной будет легче.

И людей останется совсем мало, думаю, но не говорю. Даже зубы сжал.

Решили — в институт заселяться. Мужчины во главе с инвалидом сразу туда пошли. Думаю, райком нас поддержит. За долю малую… Мы им пять грузовиков с овощами завезли, и все вопросы решили. И с разгрузкой, и с документами, и со зданием института. Назвали его общежитием для граждан, эвакуированных из разрушенного жилья. А его много было после пожаров.

Зато в Адмиралтействе все было иначе. Никто ничего и слышать не хотел, у флота настал черный день.

Сегодня, 23 сентября, ничтожная букашка — простой пикирующий бомбардировщик «Юнкерс» утопил линкор «Марат».

Погибли 326 членов экипажа, включая командира корабля и старпома. Сам линкор лег на грунт Кронштадтской гавани. Во всем флоте Советского Союза было всего три линкора. Это и позволяло ему считаться серьезной морской державой. И вот за один день СССР перестал ей быть. Один линкор утоплен, второй поврежден, а третий болтается на Черном море, где у противника нет ни одного корабля, а выйти на просторы океана через Босфор он не мог. Турки закрыли пролив для военных кораблей.

И что же флотоводцам было сказать товарищу Сталину? И что же он мог им ответить? Пили во всех кабинетах спирт стаканами, да не брал он моряков.

Ладно. У нас в канцелярии командующего артиллерией флота были налаженные связи. Туда и пойдем.

— Пошли к контр-адмиралу, — говорю своему знакомому. — Разговор есть.

Заходим.

— Садитесь, — предлагаю. — Мы тут все посовещались и решили — мы против смены руководства на флоте. Вы нам всегда помогали, и мы вас поправлять не будем, чтобы вы в Москву не докладывали. Примерный вариант, наверное, будет такой — получены повреждения, ведется ремонт? А потом залив замерзнет до весны, а там все и забудется. Чего переживать-то? Древние кораблики, свое время отплавали, морально устарели, американцы еще в 1940 году начали закладку нового типа боевых кораблей — авианосцев.

Ожил адмирал. Схватился за телефон. Записался на срочную встречу с Трибуцем.

Все — флот наш. Такие услуги не забываются. Тут молчание — не золото, жизнь. Улыбнулся я своему уже почти другу, коньяк ему оставил за морскую пехоту, чаще счет — крепче дружба, и удалился по-английски — не прощаясь.

И уже 24 сентября Советское информбюро разухабисто опровергло сообщения немцев об их успехах. Врут — себя не помнят, все корабли у нас целы, только нужен небольшой ремонт.

Типа нос к линкору приделать, подумали те, кто был в курсе дела. Пустяк, право слово. Хотя новый линкор проще будет сделать. Но их время уже заканчивалось, прямо на наших глазах.

А мы в это время склады на плацдарме вывозили.

Подъехали мы почти вплотную к воротам маслозавода. Нужна нам его продукция, без масла из муки хлеб не сделаешь. А у меня пот холодный ручьем течет между лопаток.