Зима стальных метелей - Страница 45

Продукты можно было купить только за золото или патроны. За семь патронов к «Нагану» давали двести грамм сахара. Проститутки шли с клиентом за две хлебных пайки. Одноногий инвалид сидит на углу с гармошкой, наблюдая за суетой. Ладно, пока парни девок лапают, можно и мне изобразить активность.

— Здравствуйте, уважаемый, — говорю. — Капитан НКВД Синицын. Выложите, пожалуйста, все из карманов.

Разложил он свой нехитрый скарб на газетке, ничего интересного, кисет, огниво и нож выкидной, точная копия моего, только ручка иначе набрана. Достаю из кармана второй нож, кладу рядом.

— Махнем не глядя, — предлагаю старую фронтовую забаву, когда шутки ради одинаковыми вещами меняются.

Судьбу и смерть запутывают…

— Если услышишь что-нибудь о налете на «Торгсин» — скажи мне, за богом молитва, а за НКВД служба не пропадет, — говорю. — А если кто к тебе будет приставать, смело к черту посылай, на меня ссылайся.

И протягиваю инвалиду руку. Помедлил он, но свою в ответ подал. Договорились, будет у нас на рынке наблюдатель.

— Давай споем, что ли, — предлагаю, чего так-то сидеть….

Птицы не летали там, где мы шагали, где с этапом проходили мы, где мы замерзали и недоедали от Москвы до самой Колымы. Много или мало, но душа устала от разводов нудных по утрам, от работы трудной до седьмого пота, и от тяжких дум по вечерам. Песни заводили, но глаза грустили, и украдкой плакала струна, выпьем за дошедших, все перетерпевших эту чарку водочки до дна…

Весь рынок до рыданий довели, не только девицы-красавицы в рев ударились, мы с гармонистом и из моих пехотинцев слезу выдавили. Да наплевать, вот она — моя минута славы.

И спели мы и «Темную ночь», и «Жди меня», и «Танкиста».

Остался я без личного состава, растащили моих морячков девушки по постелям да парадным подъездам. Гармонисту слова записал, а в это время снаряды стали в районе Дворцовой площади рваться. Пришли к фельдмаршалу гаубицы. Кончилась наша спокойная жизнь, начинаются фронтовые будни, когда смерть всегда рядом, и ты перемещаешься короткими перебежками, всегда приглядывая возможное укрытие на своем пути. Допрыгались, педерасты хреновы. Стратеги.

В штабе меня приятно удивил чистый пол и парадный, как с картинки, солдатик.

— Докладываю…, происшествий не было…. К вам посетитель, товарищ капитан НКВД. Ожидает в вашей приемной.

Поразил. Особенно наличием у меня приемной. Ладно, пойдем разбираться.

На дверях заместителя начальника табличку поменяли. Первый заместитель председателя особого трибунала т. Синицын. Вот как. Даже сам слегка испугался. Где это хомячки такую табличку взяли? А у самовара сидит мой знакомый доктор. Чай пьет с сухарями и конфетами. Два хомячка рядом, компанию составляют.

— Да наш капитан с морской пехотой Шлиссельбург у немцев отбил! — хвастаются они.

Доктор головой кивает, хороший у вас капитан. Клизму поставим — будет как новенький. Не доверяю я докторам. Не знаю почему, никогда с ними не сталкивался, только на медкомиссиях.

— Здравствуйте, — захожу к себе, а мне можно стакан чая получить?

Стакан-то мне дали обычный, только подстаканник золотой и ложечка тоже. Все работы Фаберже, был такой ювелир, имел мастерскую в этом городе.

— У меня есть пациент, — начинает доктор. — Из партийного руководства. Под Ораниенбаумом еще наши войска, и там остались не вывезенные запасы продовольствия. Завтра в городе опять снижают норму выдачи продуктов. Люди начнут умирать от голода через две недели. А мои больные к концу этой…

И замолчал. И хомячки на меня с такой верой и надеждой смотрят, что понял я — не увернуться.

— Моряки у нас до вечера в увольнительной, — говорю, — но с картами мы можем и без них поработать. Где, что, дороги для вывоза. Что-то могло сгореть, как городские склады, война идет. Больших надежд не питайте, но вариант интересный. Повоевали на Ладоге, пора и на Балтике отметиться, так, бойцы?

— Так точно! — чеканят мои строевые хомячки.

Завел себе живой уголок, театр дрессировщика Дурова.

Наметили к вывозу элеватор, мясокомбинат, два колбасных цеха и овощную базу. Надо было достать десяток грузовиков без отдачи, людей на погрузку-выгрузку, и выпросить у флота хоть завалящий катерок с зенитным пулеметом для отпугивания самолетов. И за роту морской пехоты рассчитаться. Доктора оставил, и в Адмиралтейство пошел. А по нему продолжали стрелять…

Делать было нечего, надо было искать партнеров. Двадцать грузовиков взял на Кировском заводе. Они как раз предназначались для второй дивизии народного ополчения, и я пообещал их доставить адресату. В пароходстве нашелся вполне приличный транспорт на три тысячи тонн. Сразу на него погрузилась вся приданная трибуналу морская пехота. Ремонтники быстро стали устанавливать четыре зенитных пулемета, и малокалиберную пушечку — последние запасы. На войне все быстро кончается, кроме неприятностей и проблем.

А трюмы в пароходе глубокие, кто их заполнять-то будет? Побежал я в Кировский райком партии. Дайте людей. Дали — их ветром качает…

Ладно. Прихожу на рынок.

— Привет, — говорю одноногому инвалиду. — Собирай всех к вечеру, сядем на кораблик, поедем по заливу кататься. Отходим в 20.00. Кто опоздает — тот не в доле.

И пошел следить за погрузкой грузовиков.

Часам к шести народ стал подтягиваться. Мужчины осторожничали, издалека наблюдали, и только когда девушки с рынка стали на борт подниматься без всякой опаски, тогда и мужички рискнули.

— Бегом, бегом, билетов никто спрашивать не будет. Колхоз — дело добровольное, хочешь — записывайся, не хочешь — расстреляем.