Зима стальных метелей - Страница 10

— Вот и нашли мы дивизию СС «Мертвая голова». На юге она, на Новгород пошла. В Ленинграде сразу доложим, ты своим, я своим. А наградят или накажут — это уже как карта ляжет, — говорю Снегиреву. — Ты мне Михеева дашь для представительности в Совет обороны сходить? Там Ворошилов, передам докладную в его секретариат. Он пока единственный член ГКО в Ленинграде.

— Дам, и комсорга бери, у него отец в Смольном работает, может быть пригодится, — проявил добрую волю старший лейтенант. — Сначала все дойдем до штаба округа, там вам командировку по городу выпишем, чтобы патрули не цеплялись, в городе их на каждом шагу. А потом война свой план покажет.

И с чувством готовности к любым неожиданностям я выпрыгнул на рельсы ленинградской сортировки. Приехали.

Построились. Пошли.

В штаб округа пошли Снегирев с Михеевым. У остальных примитивно не было документов. А у часового — устав караульной службы, и с ним не поспоришь. Так чего на рожон зря лезть? Мы и не думали даже. Сели в скверике, бывшие заключенные, а затем солдаты сто двадцатого полка, уже отдельно не держались, смешались с бойцами пограничниками. Совместная стрельба из пулеметов сближает. Меня интересовал только один вопрос — будет молчать Морозов или нет? Мне на допросе сразу конец наступит. На первой бытовой мелочи сгорю синим пламенем. И ребят подведу. Им соучастие вменят или преступную халатность. Тем система и сильна, что всех, кто выделяется, хоть чем-то — сразу выбрасывает. Не высовывайся, мать твою так. А мы высунулись.

— Пора соскакивать, начальник. Из этого трехэтажного дома отчетливо видна Воркута. Заляжем на малине — будет нам и котлетка, и рюмочка с водочкой под маринованный огурчик, — блатной шепчет.

— Нет. Военные нас в такую задницу засунули, что от нее на малине не спрячешься. Тянем до последнего момента, пока не начнут руки крутить. Тогда и рванем в бега. В Ленинграде на нелегальном положении не проживешь. Старший по подъезду следит за жильцами. И управдом. И стукачи всех мастей. И психи. И сразу на адрес приедет наряд. Городская комендатура — не фронт, здесь в атаку на пулеметы ходить не надо, танки на тебя не идут. Форма парадная, девки на тебя заглядываются. Хорошо служить в городской комендатуре — поэтому они быстро на сигналы граждан реагируют, да еще мечтают немецкого шпиона поймать, чтобы медаль получить. Через месяц все малины в городе исчезнут. Верь мне.

Помрачнел вор с компанией, но недолго.

— Смотри, какая девка! Мой любимый размер — в три обхвата! С пацанкой только… Мне бы ее только обнять.… Четыре года — как один день, как в браслеты заковали. А…

— Учись, пока есть у кого. Девушка! Уделите нам немного вашего драгоценного времени. Доведите, пожалуйста, группу товарищей до коммерческого магазина, а то когда кормить будут — неизвестно, а кушать очень хочется.

Достал из рюкзака пачки денег.

— На что хватит, и девушке шоколадку. Водки восемь литров, из расчета по сто грамм на нос, сорок банок консервов, если хлеба нет — бери сухари и пряники. Вино все забирай, раненым оно полезно, кровь улучшает. Сахар, чай и табак. Возьми четверых для переноски тяжестей, ты — командир группы. Идите, — говорю.

И стройной девушке руку протягиваю.

— Олег. А как зовут самую красивую студентку города?

— Я еще не студентка, мы в этом году должны были в выпускной класс перейти, но занятия пока не начались. Половина учителей в дивизию народного ополчения ушла, а другие просто приходят на дежурства. А зовут меня Машенька, — и улыбнулась.

Эй, Синцов, притормози, это же педофилия в чистом виде, сказал я себе. А Джульетте было всего четырнадцать лет, когда она с Ромео закрутила роман века, отвечаю. И вообще, ручка у нее такая крепкая и пахнет земляничным мылом. А волосы на солнце отливают серебром.

А старшая сестренка уже вернулась с покупками. Парни все в руках коробки тащат, а один — ящик водки.

— Кружки, — говорю. — Разливаем на два раза, по пятьдесят граммов. И девушкам нашим. И патрулю тоже. Морячок, иди к нам, плесните ему и его салажатам. Не чокаясь, за сто двадцатый полк, что погиб, но не отступил и не сдался. Залпом!

Машеньке я грамм тридцать плеснул, зато ее сестренке полная наркомовская норма досталась. Выпили и закусили. Остатки разлили. Четыре бутылки Астахов прибрал.

— За нас, рексов спецназа. И за братьев наших, морскую пехоту и воздушный десант. Все мы с винтовками наперевес к черту в зубы лезем. Ура.

Вора бывшего чуть в сторону оттаскиваю.

— Сейчас наберешь им продуктов и пойдешь относить. Если, что срочное, я младшую пошлю. Давай, отрывайся до вечера.

И денег ему еще выдаю.

— Не накладно тебе будет на мои удовольствия столько тратить? — насторожился блатной.

— Дурак, мы на всех базу готовим. Это не малина, чистый адрес, в случае чего — приехали на побывку, проездом через город. Документы у тебя уже чистые — хоть женись на ней. Иди уж, девушка созрела, — говорю ему.

И сразу на Машеньку переключаюсь.

— Пока они по хозяйству хлопочут, может, мы просто погуляем? Кино посмотрим, мороженое поищем. Есть еще эскимо в Ленинграде?

И оттопыриваю локоток в истертой гимнастерке. Почти кавалергард.

Машеньку детали не волнуют, она только ремни с кобурой видит, и глаза шальные, что глядят на нее с неподдельным интересом. Эх, девчонки, что вы с нами делаете…

Далеко мы не ушли. За углом оказалось чистое парадное, там мы и устроились обниматься и целоваться. Сколько времени прошло — не знаю. По аллее шли Снегирев с Михеевым, и вид у них был нерадостный. Перед ними летел мелким бесом типчик в начищенных до блеска сапогах, а позади шел наряд сопровождения, четверо младших сержантов НКВД, все с автоматами.