Это не комиссар говорит, я просто решил приколоться, а все ко мне развернулись, и слушают вполне серьезно. Изя на меня озабоченно косится. Я что, опять где-то допустил ошибку? Как тут все сложно…
— Мы не просим пощады и не даем ее! — резко сворачиваю свое выступление. — Ура!
— Ура!
Ну вот, митинг и провели. А потом нас построили в походную колонну, в ее хвосте пристроились три грузовичка, по приказу генерала Жукова к бригаде были прикомандированы два взвода стрелков из отдельного пулеметного батальона. Ликвидаторы, если кто не понял. Будут нам в спину стрелять при попытке отступления. Всего на фронте у Гоши таких пулеметчиков было целых семь батальонов. Чтобы помнили солдаты и матросы, что родину мало любить, ее иногда надо и защищать. А кто забудет — тому очередь из пулемета.
Что-то мне это не понравилось.
И пошли мы вперед. Тишина кругом, веселится морская пехота, делится впечатлениями. Я не буду, это моя личная жизнь, пусть она ей и останется. Но мне было очень хорошо. Что это за серебряный силуэт в облаках? «Рама», черт побери.
— Рассредоточиваемся, передай по цепи! Все в лес! Бегом!
Три батальона, два морской пехоты и ополченский успели команду выполнить, а головной с командирами и арьергард на грузовиках остались на дороге. Не берусь определить калибр и тип орудий, но через десять минут обстрела одним батальоном в бригаде стало меньше.
— По пулеметчикам — беглый огонь по готовности, — принимаю решение.
Снайпера — бойцы особенные. Цель указана — она в зоне видимости, значит, будет уничтожена. Защелкали выстрелы, залязгали затворы. Внутривидовая борьба — оно самая жестокая. Здесь нет места жалости. Убей ближнего, и не забудь о дальнем, ибо он приблизится, и убьет тебя….
Собрали оружие, документы погибших, тела сложили в штабель, хоронить времени не было. Где же наше воздушное прикрытие, где сталинские соколы? Ведь на одном только Балтийском флоте 280 самолетов, из них 160 истребителей, что же никто эту «Раму» не прогнал? Ее даже сбивать не нужно, просто не давай ей висеть над дорогой. А еще здесь болтается 7ой авиакорпус, еще 300 самолетов. Где? Глупых вопросов, типа, кто виноват — не задаю, сам ответ знаю — педерасты гнойные.
К вечеру дошагали и сразу получили боевую задачу — выбить немцев из первой траншеи. А почему не из всех? Почему бы нам не пойти маршем на Берлин? Нет препятствий для героев.
Первым делом всем ротным напомнил — не разгибаться. И не курить. Снайпера на позиции вышли. Пора.
— Сейчас мы пойдем в атаку, — говорю морпехам. — Атака будет ложной. После первого же выстрела — ложимся. Но обратно не отходим. Пусть по нам стреляют, посмотрим, как у них с патронами. Раз лежать будем долго, место выбирайте лучше, в лужу не падайте. Гранат берем много, если подползем близко, будет первой пехотной дивизии вермахта сюрприз.
Всем все ясно, встали дружно и рванули с места вперед. Была у меня слабенькая надежда, что прозевают немцы наш бросок, ворвемся сходу на их позиции, нет, не вышло. Сначала застучал пулемет на левом фланге, а потом одновременно в центре и на правом.
— Ложись!
Ротные и взводные повторяют. А горячие головы в азарте боя ничего не слышат, до чужих траншей рукой подать, зачем ложиться, еще немного…
Так и легло это отделение в сотне метров от вражеского бруствера. А пулеметы замолкают, один за другим. Что, не ждали, камрады? Заводы ЛОМО не хуже «Цейса» снайперские прицелы делают…
Ленинградское оптико-механическое объединение, если кто случайно не знает.
— Ползем, скрытно, но дружно! Вперед!
Колено подтянуть, руку вперед, задницу не высовывать, здесь не пнут, просто отстрелят на хрен, и хрен тоже отстрелят, немцы злые, нехорошие, отдали нам только Брест и Вильно, а Варшаву зажали, и Данциг тоже. А ведь как могли бы хорошо жить — они страну захватывают и отдают нам. Три четверти Франции не оккупированы, людей у Гитлера не хватает. В Марселе, значит, некому вина пить и сыры есть, а как идти в поход на деревню Гадюкино, так сразу откуда-то резервы нашлись. Ну, фюрер, погоди. Руку вперед!
Рванула граната, прошли осколки, визгом царапая сердце. Да мы же уже подползли на дистанцию броска!
— Гранаты к бою! Приготовились! Разом, по команде! Кидай!
Это ротные. Молодцы, не растерялись, еще раз, нет.
— Ура!
Тут и команды не нужны. Чем мне матросы нравятся — есть у них чувство локтя, как у нас, пограничников. Встали все разом.
— Полундра!
Надо немцам отдать должное — сдаваться недочеловекам, нам, то есть, никто не подумал. Встретили нас жестко, бились насмерть. Потом увидели, что не устоять, и уйти мы им уже не дадим, вызвали огонь на себя. Уже знакомые нам пушечки, видели мы их работу на дороге, вновь дали о себе знать. Рвутся снаряды прямо на позиции, только позиция-то немецкая. Всюду блиндажи, укрытия, пулеметные позиции, наблюдательные пункты — есть куда спрятаться. Прижались мы к земле, десяток случайно уцелевших таки тевтонов от нас утек. Да и болт им за щеку. Или якорь.
А морячки пошли трофеи собирать. И вся бригада подтянулась. Среди ополченцев в нашем батальоне строители имелись — начали позицию укреплять, ходы соединительные рыть, отхожие ровики делать, НП на юг выносить. Наблюдательный пункт так обычно называют сокращенно.
— Раненых в медсанбат, оттуда тяжелых заберут в госпиталь!
Ага, сейчас же. Все сидят, руки-ноги перевязывают, несколько голов бинтами обмотано, а в госпиталь всего двое — ранения в грудь и в живот. Удачи вам, парни. Прекрасно остаться в живых на войне, но выжить в больнице — прекрасней вдвойне. Старая солдатская песня, слова Игоря Иртеньева, музыка Давида Тухманова.