Зима стальных метелей - Страница 35

— Меркулов, возьми трех матросов и пяток чекистов, проводите гражданина, чтобы никто его не обидел. Ну, и проверьте, что это за коммуналка, где нет ни одной детской карточки, одни рабочие…

Повалился человек на асфальт, типа, в обморок упал. Нет, родной, нас на такой приемчик не возьмешь, кивнул старшине второй статьи, тот задержанного тимуровца штыком слегка в икру ткнул. Тот сразу и очнулся. Плавали, знаем…

Начал в ногах кататься, землю жрать, что не он убивал.

— Трупы где? — спрашиваю.

В этот момент третий человечек начинает сложный пируэт. В правой руке у него нож выкидной, вещь козырная, ручка наборная, сталь инструментальная, остроты бритвенной, Рембо бы сдох от зависти увидев такое перо. А сам задержанный низким перекатом уходит с линии прицела конвоя и тянется к забору.

— Меркулов! Живьем брать!

А вот и нет. У гражданина было свое собственное мнение о нашей встрече. Сильно он не хотел с нами разговаривать. Замер на долю секунды, и вогнал себе лезвие в глаз.

— Уважаю. Красиво ушел. Учитесь, парни, умирать с достоинством, ни у кого в ногах не валяясь, легкой смерти прося. Эх, яблочко, на подоконнике, а в Ленинграде появилися покойники.

Вытащил я нож знатный, вытер о фуфайку мертвеца, в карман сунул. Денег ворох, пять колец обручальных, карточек пачка. Наш клиент, однозначно. Жаль, но упустили.

Типчик уже пообещал четыре трупа показать, и квартиру, где их компания залегла.

— Товарищи чекисты, это ваша территория, вам и карты в руки. Идите на адрес, работайте, — предлагаю сотрудникам отличиться.

Человек десять толпой вдаль побрели. Мы с морпехами поржали от души, а потом я самого смешливого к себе пальцем поманил.

— Напомни, кто ты у нас? — спрашиваю.

— Гальванер Васечкин, — отвечает.

— Возьми еще двоих, подстрахуй этих писарей штабных. И на обратном пути займись с ними строевой подготовкой, — говорю. — А то смотреть противно, как ходят.

И начали мы рвать и метать, причинять добро и нести справедливость. Вздрогнули Васильевский остров, и Нарвская застава. Мародеров и взятых с поличным грабителей расстреливали на месте. На Сенном рынке одного карманника закололи прямо на чужом кармане, и сутенера взяли. И сразу за нами стайка его девиц увязалась. Из четырех лиц. И тел. Три были стандартные особи — женщины русские, вислозадые. А четвертая была лапочка. Стройненькая, волосы черные до плеч, шаг пластичный.

— Чего надо? — спрашиваю.

Выдвинулась вперед одна из девиц и стала высказывать жалобы на жизнь их тяжкую, перемежая стоны матом.

— Сплю я, с кем придется, ем я, что найдется, прохудилось платье, где ж новое возьмешь? Я пою «Разлуку» по дворам-колодцам, граждане-товарищи мне киньте медный грош. Знакома мне это песня, не надо меня жалобить, — говорю. — У чекиста должны быть цепкие руки, зоркий глаз и каменное сердце. Нам так завещал Железный дровосек, Феликс Эдмундович, фотоаппарат и тепловоз. По делу говорите, — предлагаю.

— Отпустите его, с нами никто рассчитываться не будет. Сдохнем ведь, — поделилась перспективами на будущее стройная брюнетка.

И небрежно привела юбку в художественный беспорядок, чтобы я смог увидеть, что лишнего белья на ней нет. А интимные стрижки уже в ходу.… А у меня девушки не было с начала третьего тысячелетия. Давно, короче, не было. А ведь я живой.

— Эй, иди сюда. Тут за тебя рабочий коллектив бригады хочет поручиться. Вот тебе условие — услышишь, что банда появилась, убивают людей за карточки или на мясо, сразу бежишь на Литейный, — делаю сутенеру предложение, от которого нельзя отказаться.

Он и не думал даже. Сразу на все согласился. А девушка губки облизывает, гнется во все стороны, как тростинка на ветру. Волнуют меня ее движения, но отсутствие антибиотиков для лечения триппера сдерживает мои животные порывы.

— Есть другой вариант. Наши буксиры завтра вернутся, и мы вас в эвакуацию отправим. Приходите, если надумаете.

Кивнул девушке элегантно, и вернулся к своим орлам.

— Это не Феликс — Железный дровосек, это ты — Чугунный Эдмундович, — высказался Капкан. — Да я бы ее на твоем месте в каждом парадном по всему проспекту…

— И неоднократно, — вздыхаю сам. — И завтра бы в госпиталь бы залег, до самой победы. Вы тут будете ордена получать, а я на больничной пайке брюшко растить. Не дождетесь!

И пошли мы на Литейный итоги совместной операции подводить. Получилось красиво. Уничтожено три банды, сорок один человек расстрелян на месте, две сотни задержанных, изъято более тысячи карточек на сентябрь, взято два людоеда. Один всех соседей по коммуналке закоптил, второго Васечкин вычислил. В соседнем дворе три ребенка пропали, наш гальванер подумал и решил — нужен ему мужчина с хроническим заболеванием, тщедушный, раз боится с взрослой женщиной связываться, живущий неподалеку. И пошел Васечкин по спирали, стуча вежливо в двери прикладом, помогите детям. И нашел туберкулезника, любителя холодца из человечины.

Вещественные доказательства — горстки золота, мясо копченное, мы прямо напротив приемной на столах разложили. Пусть все чувствуют результат работы. Это проще, чем отчеты писать.

Внесудебная тройка быстро всех задержанных признала козлищами. Не нашлось среди них агнцев. Тройке виднее. Вывели мы местных товарищей, разбили на десятки, и стали приговоренных выводить.

Девушка, младший сержант НКВД, говорит:

— Я ведь просто машинистка. Разве мне можно людей расстреливать?

— Можно, — говорим мы все втроем хором. — Расстреливай, понравится — мы тебе будем каждый день новых ловить.