Все закрыли надежно, и пошли буксир заправлять. Как всегда, несколько мешков муки помогли решить вопрос. И я решил — не буду разгружать баржу. Для людей и их вещей места хватит, а мука и консервы стали самой надежной валютой брошенного на волю обстоятельств города. А тем временем стали прибывать пассажиры. С приветами от Самуила Яковлевича. Многие с испугом смотрели на форму НКВД, один даже за сердце схватился.
— Спокойно, — вру ему для его же блага, — это просто маскарад, чтобы никто у нас баржу не отобрал.
— Ах, Самуил, ах, проказник, — успокоился пассажир.
Ты даже не представляешь, дядя, как ты прав.
Взяли мы всех пассажиров на борт, а места еще больше половины. Самуил Яковлевич Локтев пришел, проверил, все ли успели. А мне впустую горючее жечь не хочется, оно нам дорого стоит, мукой пшеничной платим, делаю отмашку своим орлам.
— Давайте, ближайший госпиталь эвакуируем, — предлагаю.
Как раз к десяти вечера закончили, всех загрузили, даже санитарок. Помахали капитану с причала, и еле волоча ноги, вернулись туда, откуда вышли утром, в штаб погранвойск. Ко мне сразу кинулся дежурный:
— Товарищ капитан, вас ждут в Большом Доме.
Вот ведь тварь. Это я о старшем майоре. Без нее точно не обошлось. Ладно — с боем уходить, не вариант. Моих уголовников и девчонок на следствии насмерть забьют. Они бы и сказали чего, да не знают ничего.
Они будут молчать, а их будут лупить смертным боем. Значит?
— Михеев, Меркулов, приказываю. Забирайте девиц, прорывайтесь в цитадель, оттуда уходите со всеми нашими в Швецию. С нашими запасами вы там отлично устроитесь. Выполнять!
— Сейчас, только шнурки поглажу, — это Меркулов, уголовником был, им и остался.
— Нет, — это кадровый боец пограничник Михеев. — Подумаешь, Литейный. Да мы их раком поставим, тех, кто жив останется. За отряд отвечаю, все подпишутся на драку, да и из дивизии половина точно с нами пойдет.
— Их — тысячи, нас — горсть. Просто задавят, — объясняю.
— Придумаешь что-нибудь, не глупее Спартака, — уел меня Капкан.
— Не бойся, один раз живем — один раз и умирать будем.
— Я не собирался жить вечно, — оскаливаюсь зло в ответ. — Ну, пошли.
На Литейном меня пытались разоружить, но были обмануты в своих чаяниях, у меня оружия не было. Зачем оно мне, вон его сколько кругом.
В большом кабинете сидела куча народа. Во главе стола — хозяин, о, комиссар государственной безопасности. Рядом старший майор, моряки, так — капитан третьего ранга, капитан-лейтенант. Так, к ним и сяду.
— Что-то я товарища Ворошилова не вижу, — говорю нагло. — За его отсутствием можно пригласить в Ленинград члена ГКО Берию Лаврентия Павловича. А то засиделся он в Москве, не находите? Мы что, из-за каждой любопытной ****и будем ночами не спать? А? Мы можем закончить на этом по-хорошему, или давайте мне линию с Поскребышевым, и пусть Сам решает нашу конфликтную ситуацию. У него, правда, под Киевом беда, не хотелось бы попасть под горячую руку. На Западном фронте даже армейского ветеринара расстреляли за компанию. Будем звонить или по домам идем?
Взял я их на чистый блеф. Кивнул хозяин кабинета криво, расходимся, мол, отвык он от такого тона. Война, однако. Вышли мы все четверо, я морякам молча руки пожал, старшего майора мертвой хваткой за локоть схватил и поволок на улицу.
— Что? Довольна проверочкой? Дурочка-снегурочка. Мы люди русские, нам хлеба не надо, мы друг друга грызем — тем и живы. Двести лет назад сказано, а как актуально.
— Руку отпусти, больно, — говорит тихо, но уверенно.
В кустах железо лязгнуло.
— Что это? — спрашивает.
Вылезает лейтенант НКВД Михеев, пулемет вытирает, сыро в зарослях после дождя.
— Пошли, у Маши переночуем, устал, как собака, — говорит и трясется.
Понятно, не каждый день в засаде с пулеметом у Большого Дома сидишь. Адреналин в крови фонтаном. Тут и Меркулов подошел.
— Прорвались?
— Отложили мы выяснение отношений на некоторое время. Но у этих ребят хорошая память, и они сегодняшний разговор запомнят и попробуют нас достать. Легко вляпаться в историю, труднее из нее выбраться, — говорю.
— Вход — рубль, а выход — два, — сплюнул сквозь зубы Меркулов.
Зеленый ты, как три рубля. Это система «ниппель», здесь выход не предусмотрен. Только и мы здесь не планировались, вот и проверим, что сильнее — люди или война.
И пошли четыре командира НКВД по ночному, темному городу к недалекому домашнему очагу, и черт с ним, что чужому. Там был титан, и вода еще текла в водопроводе, и в чулане лежала небольшая поленица дров. Горячий душ, и горячий чай, что еще надо человеку для счастья после тяжелого и суматошного дня?
Квартира стояла пустая, даже соседка куда-то исчезла, и мы совсем распоясались. Бродили по длинному коридору в простынях с кружками в руках и бутербродами. Спать легли во втором часу.
Ранним утром, после водных процедур, с целью экономии личных запасов, решили идти на завтрак в буфет штаба округа. Дежурный, увидев нас всех вместе, был очень удивлен. И сразу начал звонить кому-то по телефону. Нам досталось по два бутерброда — с рыбой и сыром, и по тарелке пшенной каши, сваренной на сухом молоке. Лучше, чем ничего. Все моментально исчезло, и мы уже просто сидели, чаи гоняли, когда в буфет вошло высокое начальство. Обычно им в их кабинеты заказ приносили. Все встали, наша четверка — тоже.
— Докладывайте, — говорит начальство.
Ладно.
— По достоверным агентурным данным немцы отвели с Ленинградского направления третью танковую дивизию. Оставшиеся части будут уплотнять оборонительные рубежи. Если военные не прорвут немецкие позиции за ближайшую неделю, то оборона противника станет непреодолимой. Вражеская авиация будет атаковать корабли флота на рейде, имея задачу на ликвидацию линкоров и крейсеров. Эта задача поставлена перед второй эскадрой штурмовой авиации под командованием полковника Динорта. Предполагаемое время нанесения удара — девятнадцатое сентября. Доклад закончил, — говорю, и чай одним глотком допиваю.