— Живите нормальной жизнью, заводите детей и внуков, не к вам, так к ним придет посланец из дома. Считайте — вы хранители части золотого фонда страны. На себе не экономьте, наймите управляющего, заведите дело, не выделяйтесь из общества. Рекомендую — сразу по приезду купите себе госпиталь. И нашим раненным будет обеспечено хорошее лечение, и собственностью обзаведетесь, и будет повод для постоянного общения с местным населением. За советскую власть никого агитировать не надо, но агентурная работа никогда лишней не бывает. Все как всегда — офицеры, чиновники, почтальоны, торговцы, в разведке нет отбросов — есть только вербовочные кадры. Расширяйте возможности вашей резидентуры. Удачи!
Пожимаем мы им руки на прощание, все понимают, не увидимся мы больше, но скверного ощущения бегства у нас нет. Просто выпала парням такая судьба, уходят они на особое задание — с девками шведскими миловаться и сосиски с чавканьем поедать, пивом запивая. И все это делать с тоской по родине. Бывает и такое. Жаль что редко и не со мной. С отрядом на Стокгольм уходил и один из двух радистов. Второй оставался в цитадели, а у нас стало одной головной болью больше, надо было где-то добывать ему мощную радиостанцию.
Цитадель опустела. Уехали все члены семей, девчонки зенитчицы, подавленные гибелью в холодной сентябрьской воде подруг, никого не осталось в госпитале. Комдив со штабом списки убывших подписывают, закрывают грифом «совершенно секретно», а мы сели с литром коньяка в ленинской комнате. Полночь — командиры пьют и закусывают.
— Тебя тоже к ордену Боевого Красного Знамени представили за бои под Лугой. За генеральскую голову обиделись, могли бы и Героя дать, — выдал мне новость комендант крепости лейтенант Астахов.
Щенок глупый, хоть уже и целый лейтенант НКВД.
Наградной отдел начнет справки наводить. Нет, с какого-то там августа у меня все хорошо, но до этого-то меня не было. И они это быстро поймут. Даже если я из самой секретной разведки, должны быть на меня приказы о присвоении звания, личное дело в отделе кадров, ведомости в бухгалтерии за оклад и выслугу лет — нет, ребята, внедриться в систему так, чтобы никто на это внимания не обратил, невозможно.
— Ну, не за ордена воюем, — говорю бодренько, — хотя, конечно, когда вся грудь в медалях, то девиц легче соблазнять. Но я и без наград в этом деле не промах.
— Да, по крепости только и разговоров, как ты Дарьей овладел!
Вот ведь паршивцы, и отрицать бесполезно, никто не поверит, что я просто ее веничком попарил. Улыбнулся я блудливо, взор потупил, типа бес попутал, природа взыграла.
— В Ленинграде вы уж помалкивайте, у меня там девушка юная, сложностей жизни не знающая — не поймет, — говорю парням и разливаю янтарный напиток по железным кружкам.
Выпили, закусываем котлетками, последними, поваров тоже эвакуировали, посыльный от начальника караула прибегает:
— От городской пристани к нам катер идет.
Ну и хрен с ним. Встаем, Олег, тезка мой, привычно пулемет на руку кладет, вот ведь мощь у человека. Пойди он в борцы — быть ему бессменным чемпионом мира и Олимпийских игр пока самому не надоест. Будущий генерал Паша Астахов. А Снегирев в большие чины не выйдет, нет его в справочниках, что наводит на грустные мысли о его будущем. И я. Кто там на катере, плывет к нам от матери? И откуда он взялся, у нас катеров точно нет.
На корме висит флаг красный, только со свастикой в центре вместо звезды. Немцы, значит. Пристали, концов не отдают, трап стукнулся, десант на причал выпрыгнул, трап убрали, мотор застучал, катер уплывает. Они что, группой в десять человек будут крепость брать?
Начкар фонариком посветил. Да, текст непечатный, сильно матерный, из бандита солдата не сделаешь. Он хитрый, сильный, ловкий, смелый, но понятия о дисциплине у него нет. Он потому и бандитом стал, что для него имеет значение только его мнение. Поэтому бандиту глубоко плевать на законы, которые он нарушает, и на приказы командира.
— Чего нам там делать, там три сотни бойцов, уж присмотрят они за кубышкой, сберегут, — сообщил мне их позицию Меркулов. — И это… — замялся он. — Уж сильно она домой просилась, уезжать не хотела.
Мое отделение разведки расступилось, и ночной тьмы выплыла краса небывалая, зенитчица Дарья. Вот ведь попал, мне шуточки, а у нее все серьезно.
— Капкан, — говорю, — берешь эту банду под свое начало. И Дарью тоже. И делай с ними, что хочешь, но по команде «вперед», они должны не задумываясь шагнуть, хоть в огонь, хоть в воду. Привьешь им понятие о воинской дисциплине. Сейчас у нас важное совещание — располагайтесь, места много. Завтра в город надо съездить, со мной Капкан и Меркулов, остальные — в распоряжение коменданта. Все, разойдись!
И пошли мы дальше выпивать, и настроение у меня было двойственное.
Думал я, что уже уберег хоть этих от всех неприятностей. А они взяли и вернулись. Уголовники, что с них взять. Но предпочли со мной остаться, чем в Стокгольме весело жить. И, честно говоря, это дорогого стоит.
Попали мы на эту войну совершенно случайно, но остались мы на ней сами. Она потихоньку становилась нашим личным делом.
Утром, после вполне приличного завтрака, приготовленного новым шеф-поваром цитадели Дарьей, мы загрузились на буксир, взяли на прицеп баржу с мукой и пошли по Неве в Ленинград. Опасаясь осенних шквалов, загрузились только наполовину, везли всего четыреста тонн, и две тонны сахара. Несколько ящиков водки были личным обменным фондом. А вот и грузовые причалы. Давно мы здесь не были. Изменился город.