Зима стальных метелей - Страница 20

К нам на аэродром прибивались остатки потрепанной армии. Нельзя сказать — разбитой, серьезных боев и не было. Увидят немцы, что в рабочем поселке под очередным номером нет Красной Армии, они туда просачиваются, и сразу начинают окапываться. Узловой точкой их обороны стала электростанция, как в свое время предлагал я.

У танкистов из двадцать первой танковой дивизии закончилось горючее. Мы собрали все запасы солярки и залили три танка полностью, а пять — только для маневрирования на месте. Остальные машины пришлось бросить. Со всех были сняты зенитные пулеметы. Под Лугой дела обстояли еще хуже. Там немцам в виде трофеев досталось более ста танков и двухсот орудий разного калибра. Никто в нашей дивизии не мог понять — как такое возможно. Кроме меня. Но я предпочитал помалкивать. Слишком много вокруг стало посторонних, и все злые, чем-то недовольные. Того и гляди, донос напишут куда следует. То есть представителю заградительного отряда. Мне на меня. Забавненько. Надо вести себя осторожней, Снегирев расстроится, если ему придется старого товарища расстреливать…

А шестого сентября шутки кончились. С аэродромов Новгорода на северо-запад пошли самолеты. «Юнкерсы» и «Хейнкели», мессеры и фокеры, все промелькнули перед нами, все побывали тут. По дороге, прямо в лоб, на нас двинулись танки. Какой-то чешский металлолом, они что, нас совсем за людей не считают? Мы их сожгли двумя очередями зениток.

Тогда за нас взялись всерьез. Две батареи гаубиц стали долбить аэродром вдоль и поперек. Минут двадцать без перерыва. Высовываться из уютного и надежного блиндажа не хотелось, но пришлось. Немецкая цепь была уже метрах в трехстах.

— Не стрелять! Подпустить ближе! — командую, как самый старший по званию на позиции.

— Подпустить, — повторяют за мной ротные и взводные.

— Два залпа, и встаем в контратаку, предать по цепи. Задача — берем пленных. Чем больше, тем лучше.

— Раньше же не брали! — возмущаются пограничники.

— Не надо было, вот и не брали.

— А сейчас зачем?

— Новости узнать из Берлина. Огонь!

Ворчать — ворчали, но приказ выполнили точно. Дали два залпа, и кинулись из траншей. Простая пехота против тренированных кадровых старослужащих бойцов никуда не годилась. Только что на нас наступал пехотный батальон, и вот человек сто уже мертвы, а остальные с поднятыми руками стоят вокруг раненых.

— Кто-то говорит на русском? — спрашиваю.

— Я есть говорю, — один отвечает коряво, но понятно.

— Хорошо. Иди к вашему командиру, и сообщи наши условия. Тяжело раненых можете забрать. Для остальных вы должны обеспечить горячее питание и лечение на аэродроме. Ты должен вернуться, будешь переводчиком. Тела погибших тоже можете забрать. Без оружия. Свободен, — сообщаю ему требования. — Парни, чего стоим? Оружие и патроны, офицеров и унтер-офицеров от солдат отделить. Работаем! Наши потери после обстрела и боя?

Заместитель комдива появился.

— Что это такое?

— Пленные, товарищ майор. Больше обстрелов не будет, закрылись мы от них живым щитом, — поясняю очевидную мне мысль для плохо соображающих майоров. — С нашей стороны потерь нет.

— Что мы с ними будем делать? — спрашивает бедный Некрасов.

— Стеречь, что еще можно с пленными делать.

Все патроны для ручных пулеметов мы забрали себе, а то у нас уже кончались. Через полчаса немцы стали выносить своих подранков, и притащили две полевых кухни — первое и второе соответственно.

— Компот зажали, — говорю огорченно, повергая переводчика в волнение и страх.

Он уже знает, что их полк столкнулся с «зелеными дьяволами». Это не «черная смерть», это значительно хуже.

Еду поделили пополам — накормили из немецких котлов своих раненых и больных. Тут вопросов не возникло, даже Некрасов догадался — если есть с одной кухни, то не попытаются отравить. Своих солдат пожалеют…

Не всем так повезло при обстреле, в дивизии тридцать два человека погибли, около полусотни ранено. Убито четыре лошади, их служба тыла сразу разделала на мясо. На обед будет перловка с кониной. Некрасов выгреб у нас все заначки, кроме сигарет и коньяка. Половину мы сами сдали в госпиталь — как универсальное обезболивающее и дезинфицирующее средство. Там санитары им раны протирают. Коньяком марочным. Прикольненько.

Явился немец, подполковник, с нормальным переводчиком. Предложения у них были простые, как коровье мычание. Мы сдаем оружие, обещаем не шалить, и нас всех отпустят по домам, даже в плен брать не будут. А всех желающих запишут в немецкую армию с сохранением звания. Вот как.

В это время под нашими ногами явно качнулась земля. Все старались выглядеть невозмутимо, только я радостно захохотал.

— Привет нам от комдива и Балтийского флота! Главный калибр крейсера «Максим Горький» ведет огонь!

Сделал вид, что прислушиваюсь, и добавил:

— И еще эсминец! А потом подойдут оба линкора, и те из вас, кто останется жив, будет завидовать мертвым.

Запугал я их. Дрогнули. Спросили о наших условиях освобождения пленных.

— Перерыв на тридцать минут, надо запросить вышестоящее командование, — говорю им.

И мы уходим.

Собрали командиров на военный совет. Я попросил слово.

— Бомбардировка Ленинграда немцам удалась. Зенитная оборона не справилась с защитой города. Там массовые пожары и сгорели склады имени Бадаева. Город остался без стратегических запасов продовольствия. Но до конца навигации еще больше месяца, и если каждый день доставлять в Ленинград всего по десять барж с продуктами, то ничего страшного не произойдет. Народ и партия едины, обком примет меры. Тем не менее, я спрашиваю всех — куда нам лучше прорываться? В Ленинград или на восток?